Нет, это плохой вариант.
Значит нужно придумать, где устроить раненых хотя бы на короткое время. И придумать срочно, ночь уже давно перевалила за половину.
Мальчишка ведь тоже теперь на моей совести. Глава гонцов, прощаясь с нами у руин, мрачно сообщил, что за Дияром банда уже давно охотилась. Кто-то из капитанов пожелал взять его в юнги. А поскольку добровольно идти парнишка отказался наотрез, разозлившийся моряк нанял бандитов.
— Может, пока оставим здесь твоего родича? — неуверенно спрашивает подошедший к очагу Бижан.
В ночной стычке он пострадал меньше других, очевидно, сказался опыт аренных боев. И теперь чувствует себя виноватым за ранения остальных.
Особенно за Дженгула, который потерял в руинах сознание от удара по голове. Теперь торговец может похвастать огромной шишкой на затылке и головной болью, которая должна пройти после того, как он допьет отвар, сунутый ему в руки шустрой тетушкой.
— Нет, — отвечает за меня торговец, болезненно кривясь, — Идите… на улицу… на перекрестке ждет повозка. Всех, кого нужно лечить… отвезем в мой дом. А за Малихон-эни завтра пришлю повозку, проведать больных.
Ну, хоть один не потерял способности ясно мыслить, несмотря на больную голову! Корю себя в душе за то, что сам не подумал о таком простом варианте.
— А там никто…
— Нет. Все слуги давно у меня работают… а племянник живет с родителями, — не преминул припомнить мою подозрительность обиженный за прошлое купец.
— Ладно. Кто пойдет за повозкой? — соглашаюсь я.
Все равно у меня нет лучшего выхода.
К своему дому мы подъехали, когда уже поблекли на небе звезды, и уплыла за горизонт апельсиновая луна.
Чуткий Нират немедленно приоткрыл ворота, и мы спешно, как мыши, прошмыгнули в узкую щель. Показываться в таком виде соседям или разносчикам продуктов равнозначно потере всякого авторитета.
Во дворе сразу сворачиваю к зимней веранде, превращенной язвой в баню. Неважно, есть там горячая вода или нет, быстренько умыться и рухнуть в постель — это все, на что еще остались силы.
Худенькая фигурка стоит посреди ковров и занавесей, вслушиваясь в доносящиеся с улицы звуки.
— Лайли?! Ты что тут делаешь? А… где твои служанки? — растерялся я от неожиданности.
— Спят, — отмахнулась она, с надеждой и болью вглядываясь мне в лицо. — ну?
— Нашли, — преувеличенно бодро киваю я, и ловлю рванувшуюся девушку за руку — Да не беги… его с нами нет. Он… на бандитов напоролся… теперь должен немного полежать… но все будет хорошо… Лайли! Ну, что ты?! Ну, перестань… Вдруг войдет Рудо и увидит, что его невеста обнимает другого… что он подумает?
— Ничего не подумает, — ворчливо сообщил голос язвы. — Я тебе горячую воду принес. Иди сюда, моя птичка. Пока он умывается, мы попьем на кухне чаю и я все сам тебе объясню.
— Господи-ин… — в который терпеливо тянет голос Саркина и я еще сильнее натягиваю на голову покрывало.
Вот же настырный. Да помню я, что нужно вставать… говорил ты уже. Минут пять… или десять назад…
— Господи-ин…
Уволю. Вот проснусь и уволю ко всем чертям. Надоело. Хорошие слуги не стоят с утра пораньше у господ над головой и не ноют заунывными голосами.
— Джиль, вставай! — добавляет мне решимости уволить всех разом бодрый голос язвы.
— Встаю, — соглашаюсь я, не открывая глаз.
Даже во сне твердо зная, что этого лучше не сердить. Что-то он такое может сделать… сейчас вспомню…
— Учти, ты сам просил!
Как-то мне не нравится его тон… и интуиция подсказывает… что игнорировать его не стоит.
— О чем просил? — не открывая глаз, сажусь, опуская ноги на пол, и трясу головой.
— Полить водой.
— Водой? — глаза от возмущения распахнулись сами.
Не мог я такого просить, терпеть не могу этот варварский метод! Просто ненавижу! И будить меня таким способом не просто нельзя, а и крайне опасно. Потому что, еще не до конца проснувшись, я плохо контролирую свою реакцию. И могу от ярости бросить в обидчика все, что найдется рядом. А с моей меткостью…
— Дай сюда, — отбираю у этой довольной рожи простую медную кружку и с удовольствием делаю несколько глотков.
Ух, какая холодненькая!
— Я предупреждал, чтобы ты на самом деле не вздумал даже капнуть? — потянувшись за одеждой, серьезно спрашиваю язву, и он так же серьезно кивает головой.
— Да.
— Так повторяю еще раз, я не шутил.
— Знаю, — уже прикрывая за собой дверь, сообщил он и окончательно исчез.
Поспать, что ли, еще пару минут? Однако оглянувшись на смятый подголовный валик, чрезвычайно неудобную часть местных постелей, отчетливо понимаю, процесс пробуждения зашел слишком далеко.
И уже через полчаса, наскоро выпив чаю и облачившись в новый шелковый халат, подпоясанный алым платком, я стою в толпе таких же невыспавшихся бедолаг перед воротами ханского дворца.
Останский этикет предписывает всем просителям, посетителям и придворным лизоблюдам являться к открытию ворот, если они хотят выказать хану свое уважение.
Само собой, никакого уважения дорвавшемуся до власти мальчишке я выказывать не хочу, но отступить от этикета не могу. Если собираюсь хоть что-то тут разведать.
Не успел я решить, что буду говорить стражникам, если меня вдруг начнут расспрашивать о цели визита, как ворота бесшумно распахнулись и ожидающие плотной толпой рванули внутрь.
И я, естественно, вместе с ними, реакция у меня всегда была хорошая. Хотя сразу и не понял, куда мы бежим.